Марина Алиева - Жанна дАрк из рода Валуа
Санлиз шумно выдохнул, вознес хвалу Господу, а заодно, и Кошону, и поплёлся в свои покои отсыпаться…
* * *
Бледный до синевы епископ Бовесский мерил шагами покои герцога Филиппа и нервно теребил обеими руками письмо, из-за которого вчера так взволновался, что кинулся в дорогу, невзирая на всякие неотложные дела в своей епархии.
Всё только-только стало так хорошо налаживаться! Ла Тремуй, как ближайший советник короля, вполне готов был начать переговоры. И, ей Богу, дела с ним можно было иметь, потому что человек, сумевший отодвинуть от трона герцогиню Анжуйскую, внимания, несомненно, заслуживал. И внимания самого пристального.
Епископ отлично понимал мотивы, побудившие графа обратиться за тайной поддержкой к Бургундии. Понимал, разделял и, конечно же, уважал, потому что сам на месте Ла Тремуя поступил бы так же… Впрочем, он и на своём преуспел немало. И на переговоры эти возлагал надежды большие, очень большие! Уж если дофин, до сих пор гордо задиравший голову, настолько припёрт к стенке, что готов просить помощи, значит выгоду из этого надо черпать полными горстями! У епископа и план уже был готов, сотканный продуманно, скрупулёзно, в котором красная нить приоритетных интересов герцога Филиппа проходила по канве личных интересов самого епископа. И, надо отдать ему должное, себя Кошон не обделил ни в чём!
Но, вот письмо!
Страшного пока, конечно, ничего нет. Но перспективы…
Перспективы просматривались не просто неважные – катастрофические!
Поэтому, едва на пороге появился герцог Филипп, Кошон бросился к нему с отчаянными словами:
– Ваша светлость! Всё пропало!
Филипп, застегивающий последние пуговицы на камзоле, который надел по дороге, только стрельнул в сторону преподобного отца глазами, потом выпрямился, поправил ворот, взмахом руки отослал слугу и, дождавшись, когда дверь за ним закроется, тихо спросил:
– Что вы так кричите, епископ? Вы уже переполошили половину замка. Разве есть повод для такой паники?
Кошон протянул письмо.
– Прочтите и оцените сами, Филипп. Пока, может, и нет особого повода, но, если заглянуть дальше.., если оценить перспективы, волноваться нам с вами есть от чего! И лучше сделать это сейчас, чем бессильно кусать локти потом!
Герцог взял письмо. Епископ редко позволял себе называть его по имени, только в особенных случаях. Так что, судя по всему, к письму следовало отнестись со вниманием.
Читал он долго. Пару раз неопределённо хмыкнул, удивленно вскинул брови, потом свёл их к переносице. А когда дочитал, окончательно нахмурился, сел в кресло, медленно и очень аккуратно свернул письмо, явно обдумывая прочитанное, и, не глядя на Кошона, сердито обронил:
– Ну и что?
– Как что?! – подскочил на месте епископ. – Вы разве не поняли?! Герцогиня, наконец, решила осуществить свой план!
– Это я понял. Но дальше-то что? Как можно всерьёз рассчитывать на то, что какую-то крестьянку не только примут при дворе, но и отнесутся к ней со вниманием? Может, ещё и приём в её честь устроят?
– Но, ваша светлость…
– Я всё помню! – Филипп отбросил письмо. – У меня хорошая память, Кошон, и подозрения отца, которые вы мне любезно предоставили когда-то, наверняка не беспочвенны. Но, чтобы всё получилось, герцогине Анжуйской придётся раскрыть дофину всю подноготную. А если правда?.. Если эта девица из захудалой провинции, действительно, Шарлю сестра, или кто-нибудь там ещё, по крови ему близкий? Думаете, дофина это обрадует?
– Если даст надежду, почему нет?
Филипп пожал плечами.
– Меня бы не обрадовало… Ещё одна наследница – это конкурентка.
– Но, когда она ещё и последняя надежда…
– Бросьте, Кошон! Когда речь идёт о власти, надеяться надо только на себя! А если дофин настолько глуп, что надеется на кого-то ещё, то надо сделать так, чтобы надежда обернулась опасностью.
– Но как!!! – Кошон в отчаянии всплеснул руками. – Ваша светлость, вы внимательно читали? Все эти военачальники съехались не просто так! И эта их, якобы небрежность – почему, дескать, девицу и не принять? – идёт не от слабого ума! Вы разве не поняли – мадам герцогиня уже подготовила почву! И сделала это единственно возможным сейчас способом – она раскрыла тайну наиболее влиятельным и верным ей людям, и ничего не сказала дофину! Для него это будет ЧУДО! Вы понимаете?
Герцог задумчиво отвернулся.
– А этот ваш Ла Тремуй? Нельзя его как-нибудь использовать?
– Нет.
Кошон грузно опустился на стул. Нотки озабоченности, появившиеся, наконец, в голосе Филиппа, словно расслабили его.
– Я бы не стал давать в руки Ла Тремуя подобную информацию. Он наш пока ему выгодно, но с такой тайной… Это же оружие, ваша светлость! И щит, и меч! Кто знает, как он решит всем этим воспользоваться?.. Нет, нет… Нам с вами следует искать какие-то другие пути…
– И, что вы предлагаете? – спросил Филипп. – Вы же наверняка уже что-то придумали.
Кошон вздохнул.
– Как служитель церкви я могу предложить только одно – обвинение в ереси и колдовстве. Это вполне возможно сделать, учитывая, что девица для всех является крестьянкой, а с каких это пор у нас крестьянок присылают ко двору с целым эскортом из дворян и оруженосцев? Разве можно добиться такого простым убеждением? Только колдовство, ваша светлость! А где колдовство, там и ересь…
Филипп немного подумал и встал.
– Очень хорошо, Кошон. Поезжайте в Шампань и добудьте какие-нибудь доказательства…
– Один?
– Возьмите с собой Санлиза, а то он скоро заболеет от развлечений. И его людей возьмите для охраны и расспросов. Переройте каждый клочок земли, где эта девица, хоть раз, появлялась, но найдите все её тайные грешки! Надеюсь, такую информацию в руки Ла Тремуя передать можно?
– Нужно, ваша светлость, просто необходимо! Не от нас же, в самом деле, она должна попасть к дофину!
Герцог нагнулся и подобрал отброшенное письмо.
– Это я заберу, – сказал он. – Хочу перечитать и подумать… Где-то я слышал, что во всяком отчаянии лежит зерно грядущего успеха, и только мудрый способен его вырастить. Как по-вашему, Кошон, я достаточно мудр для этого?
– О, ваша светлость…
– Ладно, ладно, и так знаю, что вы ответите… Интересно, а Бедфорд уже знает?..
Париж
(последний день февраля 1429 года)– Что за Дева?!!! Откуда вы взяли эту чушь, и почему я должен слушать о какой-то крестьянке, да ещё французской?!
Герцог Бэдфордский смотрел на своего секретаря Жана де Ринель так, словно у того на лбу пророс увитый железным ободом рог.
– С чего это вы вдруг взяли, сударь, что мне, на утреннем докладе, будут интересны подобные бредни?!
– Я полагал, ваша светлость, что вам следует знать обо всём, более-менее значимом, – ответил, заметно побледневший де Ринель. – А слухи о Деве, едущей в Шинон к дофину, приняли уже такие масштабы, что стали достаточно значительными. Вам пришло несколько писем, в том числе и от моего дяди, епископа Бовесского, и во всех явная озабоченность этим странным появлением безвестной крестьянки, которая сумела не только уговорить Вокулёрского коменданта отправить её к дофину, но и дать целый отряд сопровождения!
– И что?! – вскинулся Бэдфорд. – Чего я должен испугаться? Доказательства того, что дурачок, засевший в Шиноне, истинный сын своего безумного отца?! Так я и без того знаю… – Он перекрестился. – Или, может быть, пугаться гнева Господнего за то, что соблюдаю договор в Труа?!
– По сведениям, которые мы получаем из Шинона, туда неожиданно съехались все действующие военачальники, исключая одного только Бастарда, сидящего в Орлеане по случаю ранения, – упрямо продолжал де Ринель. – Приехал даже герцог Ришемон, а это – осмелюсь высказать своё мнение – говорит о многом.
– О чём же?
– Готовится новая военная кампания, милорд, и эта Дева, которая, согласно пророчеству, должна принести дофину победу от имени Господа, станет хорошим предлогом для её начала.
Бэдфорд задумчиво потёр бороду, а потом, вдруг, расхохотался.
– Ей Богу, все французы безумны! Я имею в виду тех, что воюют против нас… Теперь понятно, почему Гарри, упокой Господь его душу с миром, так везло! Безумцев только железным кулаком в чувство приводить… Они, что же, всерьёз рассчитывают подобным образом чего-то добиться? Смешно… Но пусть. Отпишите Талботу, пускай подготовится… Нам же лучше – разобьём их окончательно и пойдём на Бурж. И всё – войне конец! Дофин пускай убирается ко всем чертям в Арагон или в Сицилию, а Деву эту.., только из христианского милосердия, сожгу за ересь… Можете успокоить дядю-епископа – воевать мы умеем, а уж с французами, ей Богу, управимся и одним селёдочным обозом…
Фьербуа
(2 марта 1429 года)Отряд, выехавший из Вокулёра в конце февраля, прибыл во Фьербуа второго марта, радуясь и не веря, что добрался, наконец, до территорий, всё ещё принадлежащих французскому королю.
